Поручается уголовному розыску - Страница 27

— Когда будете уходить, предупредите, пожалуйста, — попросила женщина. — Надо будет закрыть дверь на замок.

Степан Степанович вежливо кивнул головой и прошел в просторную, комфортабельно обставленную квартиру. Мебель сияла темным лаком, одну из стен почти полностью занимали книжные стеллажи, другую — импортный высокий шкаф, рядом с дверью на балкон — пианино. Дорогие ковры и картины на стенах. Около пианино, на журнальном столике, замерла в танце фарфоровая балерина. У ее ног стояла массивная из хрусталя пепельница и в ней — открытая пачка сигарет.

Семенюк, одетый по-домашнему, в длинном халате и шлепанцах на босу ногу полулежал в мягком кресле-качалке. Возле него стояла розовая игрушечная собачка.

— Здравствуйте, мой дорогой, — нараспев протянул он при виде вошедшего Стукова и устало показал рукой на кресло рядом. — Убедительно прошу садиться. Чем обязан?

— С вами вчера на железнодорожном вокзале случилась неприятность, — сев в предложенное кресло, сказал Степан Степанович.

— Простите великодушно старую развалину. Отстал от электропоезда, очень расстроился. На этой почве все и произошло.

— Далеко хотели ехать?

— Сущий пустяк! Два часа с небольшим езды до районного центра. Какая там великолепная природа! Воздух — чистый нектар. Ни малейших примесей. Тишина изумительная, как в раю.

Стуков участливо улыбнулся, спросил:

— У вас там знакомые?

— Да, конечно, — Семенюк вдруг нахмурился, сильно потер лоб и, прихватив правой рукой свою профессорскую бородку, внимательно посмотрел на Степана Степановича. — Простите, мой дорогой, за нескромный вопрос: мы с вами раньше никогда не встречались?

Степан Степанович утвердительно наклонил голову:

— Встречались. После случая в книжном магазине.

— Да, да, да… Кажется, вспомнил! — Семенюк обрадовался, словно ребенок. — Тогда я просил заведующую магазином оформить мне подписку на последнее собрание сочинений Федора Михайловича Достоевского. К сожалению, у меня не оказалось с собою денег, чтобы сделать первый взнос, и произошла неприятность. Заведующая, такая обаятельная дама, поступила со мной, как с ненормальным. Она буквально пыталась выставить меня за дверь. Я очень тогда расстроился. Простите, как вас по имени-отчеству…

— Степан Степанович, — подсказал Стуков. Семенюк еще радостнее закивал головою:

— Спасибо вам, дорогой Степан Степанович! Вы так меня выручили прошлый раз. Помнится, торговые работники предъявляли мне кучу вздорных претензий. Да, да, да… И еще помню, прошлый раз мы с вами очень мило беседовали о творчестве Достоевского. Знаете, я по специальности электромеханик. Когда работал в институте, на художественную литературу не оставалось времени. И вот только сейчас по-настоящему увлекся ею. Я буквально открыл Федора Михайловича Достоевского! Какая это глыбища…

— Извините, Николай Петрович, — осторожно перебил Стуков. — Меня интересует: к кому вы вчера хотели ехать в райцентр?

Семенюк, будто внезапно споткнувшись, удивленно посмотрел на Степана Степановича.

— Хотел ехать в райцентр?.. Да, да, да! Там живет девушка, отлично знакомая Игорьку. Очень симпатичная, до удивительности воспитанная.

— Бураевская Бэлла?

— Как вы сказали? Бэлла? Бэлла… — Семенюк болезненно поморщился, потер лоб и вдруг обрадовался. — Вы знаете, вспомнил интересную мысль! Ее высказал лермонтовский Печорин: «Радости забываются, а печали никогда». Вероятно, поэтому, мысленно перелистывая еще раз страницы Достоевского, мы в первую очередь вспоминаем такие мрачные эпизоды, как убийство старухи-процентщицы, или жуткие сны Раскольникова, или фантастическую и вместе с тем до жути реальную сцену самоубийства Кириллова…

Лицо Семенюка сделалось отчужденным. Он уставился взглядом в пространство, будто выступал перед большой аудиторией или, на спор, дословно вспоминал давно прочитанное. Из прошлой встречи Степан Степанович знал, что если сейчас Семенюка не остановить, то его запала хватит минут на десять. Тратить понапрасну время было ни к чему. Стуков совсем уже собрался перебить собеседника, как в квартиру заглянула женщина, с которой Степан Степанович беседовал на лестничной площадке и которая открывала ему дверь.

— Николай Петрович, — проговорила она, — после ухода Игоря Владимировича ему принесли телеграмму. Я за нее расписалась. Возьмите, пожалуйста, — и подала Семенюку телеграфный бланк.

— Спасибо, Вера Павловна, — с замедлением, уже после ухода женщины, проговорил Семенюк, неторопливо прочитал телеграмму и показал ее Степану Степановичу со словами:

— Полюбуйтесь, дорогой. Круговая забота обо мне.

Телеграмма была послана из райцентра накануне вечером и адресована Айрапетову Игорю. Текст ее был, в общем-то, ясным и в то же время несколько загадочным: «Николай Петрович опять хотел уехать Новосибирска зпт не понимаю твоего равнодушия его судьбе». Подписи в телеграмме не было.

Степан Степанович, улыбнувшись, спросил:

— Кто это так трогательно о вас заботится? Семенюк пожал плечами:

— Вероятно, Игорек знает, коль скоро ему адресована сия депеша.

— Игорь ваш племянник?

— Сын моей младшей сестрички. Способный гинеколог. На днях защищает кандидатскую. Коллеги пророчат ему блистательную карьеру. — Семенюк неожиданно замолчал и, мучительно напрягая память, уставился на Степана Степановича. — Запамятовал, дорогой мой: на чем мы остановились?

— Вы не сказали, знакомы или нет с Бэллой Бураевской.